Меж путниками сиял костёр, а в вышине – две луны среди густой россыпи звёзд. На одной из них уже виднелся электрический осьминог города, который в этот самый миг строили – настоящие работяги, если и с роботами, то лишь со старинными, которые знают только своё дело, квадратные формой и стальные цветом. И словно тарелку, это звёздно-лунное небо окаймляли верхушки огромных деревьев. Родственники земных, но уже другие. Радиация двигателей звездолётов сделала берёзки и ивы мощными секвойями, и казалось, они говорили "Мы – короли на этой новой планете, а вы – наши скромные рабочие".

Отблески костра ложились на фургон со здоровыми пахучими колёсами. Усатый толстяк в кепке рылся среди его барахла. Рядом прислонился длинный ехидный субъект неопределённого возраста, с грязными босыми ногами в рваных штанинах. Напротив сидел парень лет двадцати пяти-тридцати, в джинсах, клетчатой рубашке и шляпе с лихо загнутыми полями, курил винтажную сигарету.

– Ковбой, значит? – усмехнулся длинный.

Парень в шляпе выдержал паузу, подражая молчаливым героям кино двухмерной эры, затянулся и всё-таки ответил:

– Угу. Хорошая эпоха была. А эта планета похожа на неё.

– Хааа! – гаркнул длинный как попугай, вытянувшись. – Да знаешь, сколько здесь этих ковбоев? Кажется, большая часть тех, кто сюда ряженым прилетает – ковбои. Вслед за ними – пираты, третьи – индейцы всех цветов, включая фуррей генных, хотят, чтобы наша новая планета была древней, четвёртые – викинги, потом – настоящие шотландцы, с именами вроде Франц Иванов, а потом уже всякие совсем фрики – вроде рыцарей, эльфов, самураев, монахов православно-японско-друидских, казаков-чингисханов, фуррей совсем озверевших… Некоторые ещё радуются, что нищие пассажиры, что в хвосте кораблей сидели, стали местными троллями и гоблинами. Вот не знаю, считать ли ряжеными тех дровосеков, что как этот, как бишь его, Поль Пайтон что ли…

Ковбой ещё раз затянулся и пожал плечами:

– Ты меня уязвить хочешь? По мне, наоборот круто, что у многих такие помыслы. Значит, я попал куда надо. – и он достал из кобуры блестящий револьвер, поглаживая его как нежную девушку. – Вот, кто меня сюда запульнул. Древняя модель, Смит и Вессон.

– Хех, а ты основательный ковбой, парень. Даже не знаю, что основательнее – что древняя модель, или что запульнул.

– Да, я был коллекционером. Собирал оружие. Даже несколько мечей и луков было, но больше я по огнестрелу. Люблю старые вещи. Сочных тёмных цветов – тёмно-коричневые, тёмно-красные, тёмно-зелёные, серые, чёрные. Угловатые, жёсткие, пахнущие, грязные и ржавые. Разные! Не то, что этот мир, в который превратилась родная Земля… Всё белое, гладкое, круглое, голубые экраны… Мир таблеток от любых психопроблем, мир, где роботы за тебя сопли утирают…

– Это я уже слышал сто раз, хватит корчить иллюстрацию к слову "презрение", художник. Расскажи, как запульнули-то. Это конечно тоже сто раз слышал, но тут хоть вариативность есть.

Ковбой снисходительно усмехнулся.

– Эти белороботники конечно следили за тем, как я оружие собирал. Подозрения на несознательного гражданина, охохо! Донимали всеми разрешениями, аттестатами, переаттестатами… Я знаю, пластмассовый мир победил и бюрократию, сейчас всё лёгкому скольжению по тач-скрину даётся, да что там, по одной мысли. Но "несознательным гражданам" нарочно всё усложняют, чтоб неповадно было. И с каждым днём мне становилось всё печальнее глядеть на моих малышек, которые лишь пылились, да и там им не давали вздохнуть.

– Малышки, хех.

Но ковбой будто не услышал.

– У меня был знакомый, с теми же тревогами. Тревогами, которые не дают пить таблетки от самих себя из принципа. И однажды мы поссорились из-за девушки… Хех, и сами порадовались этой ссоре… Ведь это такой повод… Я дал ему выбрать что угодно из своей коллекции. А кого сам взял – ты видишь. – он ещё раз дал костру и лунам отразиться от Смита и Вессона. – Я стрелял в ногу. Я не хотел убивать парня. Я знал, что с этой нано-медициной его на следующий же день на ноги поставят. И знал, что меня всё равно накажут. А может, и его. Сделал ему милость. Мы оба любили свободу гораздо больше той девушки. И вот, меня сослали на дальнюю колонию. – он пожал плечами, иронично крякнув. – Хех, думают наказали. Для меня это место – награда! Место, где ты не знаешь, что ждёт тебя за очередным деревом, камнем или редким домом. Место, где твоя судьба в твоих руках, где ты можешь положиться только на себя и свой кольт. Место, где ты борешься и трудишься за свою мечту. Место, где у тебя ЕСТЬ мечта.

И долговязый заходился хохотом, сжимаясь и растягиваясь как фагот.

– Ххаа! ХАААА! Пафосу-то, пафосу! Не у всякого ковбоя, или даже у викинга столько пафоса! Эй, Бол, посмотри! Тут ещё один объегоривший систему! Ещё один "новоавстралиец"!

– Ну и хватит тебе смеяться над ними, раз их столько. – отозвался усатый толстяк из фургона. – Ты смеёшься над в сотый раз рассказанным анекдотом?

Лицо ковбоя становилось оскорблённым.

– А тут в том и юмор, что их много! Давай, покажи ему, что надыбали наши доблестные пираты! Не те, которые банданы носят, а настоящие. Хотя те тоже иногда банданы носят. Поглядим, как будет меняться лицо новоавстралийца.

Толстяк с ворчанием нарыл в хламе белый яйцеобразный предмет, принёс его длинному насмешнику и вернулся в фургон. Ковбой поморщился, узнав цвета и контуры пластмассового мира Земли.

А верхушка предмета откинулась, полилось мягкое голубое свечение, и возникла голограмма. Для начала – надпись: "Запись предназначена для граждан с сознательностью выше 75%". А затем в округлом белом кресле под эмбиентную музыку вплыл человек стройнящей чёрной водолазке. И он заговорил, проникновенно, словно ангел.

– Я уверен, многие в курсе о проблеме так называемых старомиров. Их не устраивает комфортный и спокойный мир, которого мы добились всеми технологическими и социальными средставми. Они отказываются употреблять нейродепроблематизаторы. Они причиняют беспокойство, а иногда и вред другим гражданам – сознательным, и ещё больше – несознательным. Беседы, воспитательные меры не всегда действуют. Многие в нашем многомиллиардном мире остаются упрямы. Конечно, напрашивается мысль изолировать их, но далеко не все старомиры доходят до преступлений, а кроме того им самим некомфортно в наших комфортных зонах изоляции. И таким образом мы не достигнем всеобщего удовлетворения. Но я предлагаю выход: проект "Старые планеты". Многие считают его сомнительным, но посудите. Мы легализовали наркотики и суициды для тех, кто прошёл беседу, и у кого нейросканирование показало более 89% осознания последствий. Почему бы не устроить и такое мероприятие тем, для кого не существует другого выхода? Ведь все, кто попадёт под действие этого проекта – старомиры, и то, что они будут сеять хаос на выделенных им планетах, можно считать всепланетарным взаимным согласием. На свежетерраформирование планеты мы будем отправлять провинившихся тем или иным образом старомиров под видом отправки в ссылку на дальнюю колонию. Да, благодаря машинам у нас нет дефицита ресурсов и потребности обустраивать колонии собственными руками. Но для старомиров должна создаться именно такая видимость – подобие эпохи морских колоний и фронтира. Это должно выглядеть для них вызовом. Вызов – то, чего они хотят. Будем мы отпускать в эти колонии и добровольцев, предварительно проведя беседу и нейросканирование на осознание последствий, аналогично желающим употребить наркотик или совершить суицид….

И долговязый захлопнул яйцо. С довольной ухмылкой он глядел в крайне кислое лицо ковбоя. Сигарета застыла в углу рта, тихо курилась без затяжек курильщика.

– Знаешь, как надо подписать фото с таким лицом? "Туко не водит Блондинчика Клинта по пустыне, а просто два часа к ряду рассказывает ему о болезнях своей тёщи". Хех, не нравится быть ребёнком, которому, чтобы он не перешалил, подарили пиньяту?

Ковбой посидел с таким лицом ещё с минуту. И наконец плюнул сигарету в костёр и сказал:

– Ну и чёрт с ними. Главное, что я здесь. Будем считать, что меня посадили сюда, как родили.