десять• И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее.

И увидел Бог, что это хорошо.

• И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле.

Быт.1:21-22



19.VIII.1980, Соединённые Штаты Америки, пригород Нью-Йорка

Меня зовут Бен Малвейни. Я ветеран Второй Мировой войны, морпех. Один из выживших во время атаки японского флота на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 года.

Как я тогда выжил, не помню. Вместе с этим, я уже не могу вспомнить также некоторые дни окончания войны. Могу лишь сказать, что моя жизнь – это необычайная перетасовка плиток времени и событий, из которых состоит дорога, по которой я иду спотыкаясь.

Вот, я вышел на новый перекрёсток. Мне сложно идти, буран мыслей и кошмаров заграждает путь, сбивает с ног, всё сложнее найти силы встать с колен. После войны мне поставили диагноз «ПТСР». На протяжении всех этих 20 лет, с момента капитуляции Японии, я будто нахожусь в тумане. Один день – мне грустно, на следующий – тревожно, на третий день я уже не помню причину своих терзаний, а на четвёртый – ночью снится кошмар. И так по кругу уже много лет подряд. Вот она, послевоенная эпоха.

Жену свою, Джулию, я похоронил десять лет назад. Не скажу, что долго горевал от того, что она ушла. Может потому, что у неё это было спокойно и почти безболезненно. Не так, как у большинства моих павших на войне товарищей. Сейчас меня навещают двое моих сыновей, Тим и Вик, у которых уже есть свои семьи. Слава Богу, что и мне, своему старику, они оказывают должное внимание, не забывают.

После того как мне поставили диагноз, у меня постепенно сформировался страх потерять рассудок ближе к старости. Поэтому я стал много читать, проводить немало времени в библиотеках по выходным, научной, исторической литературы, и впоследствии выбрал свой гражданский путь, став преподавателем истории и социологии в одном из нью-йоркских университетов. Благо, калекой на голову после войны не остался, хоть всего и не помню. Да, для студентов я всегда был и другом и товарищем, даже для нерадивых… ведь жизнь не всегда идёт по одному написанному для всех сценарию.

Как-то мимолётом, интерес настигал и располагал к прочтению религиозной литературы, в том числе и Библии. По сей день не могу сказать, что я атеист или что-то в этом роде. Но в тоже время у меня не укладывается в голове: если Бог милостив и милосерден, то как он допускает, чтобы люди убивали друг друга в таких больших количествах? С такой ненавистью? Чтобы гибли дети, женщины, старики?.. Эта мысль одно время не давала мне покоя, но, так как не к кому было обратиться с вопросом, я оставил её.

Со мной живёт мой любимый британский кот Роджер. Полненький, коренастый, ласковый. Да, я вообще люблю животных, порой даже больше, чем людей. Последние часто не умеют слушать… за исключением моих студентов, конечно же. Но однажды раз мне приснился кошмар, после которого даже Роджера некоторое время не хотелось видеть рядом с собой.

Мой кот иногда вылавливает мышей у нас в особняке, и как-то раз он притащил мне большую, чёрную мышь. Мне стало жутко и противно. Странно было ожидать от себя такую реакцию, будучи военным… наверное, возраст уже даёт о себе знать. После этого мне приснился сон.



Я открываю глаза и понимаю, что нахожусь в тёмном помещении, и впереди меня небольшое отверстие в стене, из которого теплится свет зажжённой керосиновой лампы. Выйдя из помещения, я обнаруживаю свою комнату, гораздо более увеличенную в размерах, будто меня уменьшили до размеров мыши. Вдруг дверь в мою комнату слегка приоткрывается… и тут лампа гаснет, и всё погружается в густой светящийся туман, а меня самого охватывает абсолютный ужас. Из двери появляется неописуемо страшное животное со светящимися, как прожекторы, жёлтыми глазами, со стекающей кровью из пасти, огромными когтями на четырёх мускулистых ногах… я пытаюсь убежать, но понимаю, что стою на месте… а зверь тем временем приближается ко мне, всё шире открывая пасть…



Я просыпаюсь. Роджер спит рядом со мной, и на полу возле моей кровати лежит ещё одна чёрная мышь.



В тот день я подумал, что весь ужас войны, самого масштабного и разрушительного конфликта XX века, явился мне в образе этого зверя, и до меня не сразу дошло, что скорее всего, этим зверем был Роджер, а я был мышью… в той реальности, или, по крайней мере, для него. И тогда я подумал – а так ли должно быть на самом деле? Неужели от кого-то одно должно зависеть, будет ли жить другой, которому, в свою очередь, суждено жить в страхе, явном или сокрытом?

Сегодня утром на почту мне пришло письмо от коллеги, с приглашением меня в качестве почётного гостя на международный исторический саммит по поводу тридцатипятилетия с момента окончания Второй Мировой войны, этот раз – проходящий в Японии. Конференция начнётся через две недели. Что же, надеюсь, что доживу, и буду потихоньку готовиться. Хорошо хоть билет не нужно брать самому. Оставлю пока свой дневник.

2.IX.1980, Государство Япония, префектура Канагава

Для чего человек ведёт дневник? Пытается найти ответы на важные для него вопросы, или же пытается сохранить память о прошлом в том ясном виде, в котором оно наиболее ярко освящено для тебя сегодня – думаю, для меня важным является и то, и другое. Вот, прося у Господа благословения на грядущий день, я вновь сажусь за письменный стол, чтобы вновь вывести чернилами те грани фигур, составляющих для меня минувшие дни, настолько важные для меня.

Меня зовут Акира Хондзё, я священник Японской Православной Церкви, в крещении – Иоанн. Я являюсь одним из тех, кто уже в детстве успел ощутить на себе тяжесть войны и разрушений, что она приносит. В последний год войны мой старший брат Кэтсу погиб во время оккупации Окинавы. А ведь он был простым рабочим, не принимавшим участия в военных действиях. При каких обстоятельствах это случилось, и как тогда выжил я сам – не помню, будто тех дней и не было никогда, помню лишь, что семья наша была разделена, и объединились мы уже после капитуляции Японии. В те дни мы содрогались от ужаса, когда узнали, что были Нагасаки и Хиросима стёрты с лица земли. Тогда мы поняли по-настоящему, что всё это было лишь большой ошибкой,

Потеря брата сильно подкосила меня, но в то же время определила вектор моей дальнейшей судьбы, следуя по тропе которой, я пришёл ко Христу и стал Его священником. Единственное лишь, что меня начало тревожить с момента моей хиротонии, было странное чувство, обида, перемешанная с разочарованием, ощущение того, что мне нужно кого-то простить за причинённое мне когда-то давным-давно зло. Вот только кого простить? Я не знаю и не ведаю и по ныне.

На данный момент я являюсь клириком кафедрального Собора в Токио. Вчера началась международная конференция по поводу тридцатипятилетия окончания Второй Мировой войны. Планом, предусмотренным руководителями слёта, предусматривается посещение иностранными гостями нашего собора. Что же, пора готовиться к большому богослужению. И заодно – вспомнить минувшие дни и их пустые горизонты.

3.IX.1980, Государство Япония, Токио



В Воскресенском Соборе состоялась торжественная служба. Но её красота и благолепие не смогли умягчить сердце отца Иоанна, который был сегодня особенно тревожным и беспокойным. Бен Малвейни также остался хладнокровен, ведь он сегодня в очередной раз плохо спал, и на службе ему было особенно тяжко находиться, хоть ему и не было чуждо находиться в православном храме.

После службы все пошли на трапезу. И вот, взгляд отца Иоанна остановился на статном пожилом американце из числа гостей, и сердце у него забилось чаще. Что это? Неужели я уже когда-то видел этого почтенного гражданина ранее?

В трапезной они сели неподалёку друг от друга с противоположных сторон стола. Беспокойство отца Иоанна росло всё больше. И вот, после второго блюда Бен попросил у товарища рядом подать ему чай.



Услышав этот голос, отец Иоанн на несколько секунд забыл, кто он и где находится, и пришёл в себя после того, как у него спросил сидящий рядом священник, всё ли с ним в порядке. Да, теперь уже действительно всё в порядке. Теперь я всё понял. Всё вспомнил. Всё простил.



После трапезы участники конференции уже вместе с духовенством продолжили обсуждение важных вопросов в епархиальном культурнопросветительском центре. По окончании её, о. Иоанн попросил Бена Малвейни уделить ему пару минут внимания. И после этого, Акира Хондзё произнёс:



«ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ!»



— прокричал японский мальчик американскому морпеху, только что застрелившему его старшего брата. Да, он прокричал на своём родном языке, зная, что «борец за справедливость», прибывший сюда из далёких краёв, его не поймёт, и скорее всего, сейчас и его тоже убьёт. Но он понял… и не стал этого делать.

— Прости, малой… такова жизнь.

— Простите, отец… простите…

4.V.1981, Соединённые Штаты Америки, пригород Нью-Йорка



Вот, Роджер снова лежит, отдыхает возле моих ног. После хорошего обеда нужен хороший сон. Жаль, что для меня это правило уже давно перестало работать. Но уж лучше так, чем мучавшие меня кошмары… которые уже в прошлом.

Третий раз отец Иоанн свозил меня на Окинаву, и теперь, наверное, каждый раз будет как первый. Помню тот день, когда для меня наконец-то всё встало на свои места. Подобных ощущений у меня ни разу не было после атаки на Пёрл-Харбор, когда я понял, что между жизнью и смертью не такая уж и большая пропасть.

То был пасмурный день, когда мы прибыли в пригородный парк Наха, центра префектуры Окинава. В отличие от остальных курортных мест острова, это место не благоухало жизнерадостностью. До центра парка, благоустроенного несколькими скамейками и мемориалом в честь всех погибших на войне мирных жителей, мы шли по широкой, заросшей тропе, окружённой голыми деревьями, некоторые из которых уже поломаны.

Не дойдя до центра, мы повернули налево, и пошли по ещё более заросшей тропе. Вот, среди деревьев, показалась небольшая огороженная железными прутьями площадка, на которой ничего не растёт. В центре этой площадки – то, зачем мы сюда пришли – памятный могильный камень. Здесь похоронен человек, убив которого, я погрузил половину своей жизни в забвение. На камне было начертано:



Кэтсу Хондзё

4.V.1924 – 22.V.1945

Покойся с миром, брат.



Я упал на колени. Всё в этот момент, кроме меня, отца Иоанна и могильного камня перестало существовать. Я вновь испытал всю ту боль лишений, которая для меня самого принесла война. Помутнённый рассудок заставил меня тогда застрелить невинного человека, и теперь, преследовавшее меня с того момента забвение растаяло как туман. Ещё недавно я задавал вопрос о том, как Господь допускает жестокость на земле… кто я такой, чтобы спрашивать? Ведь сейчас передо мной лежит, преданный земле, ответ на этот вопрос.

– Брат гулял со мной в этом парке до тех пор, пока не начались военные действия. Да, здесь было живее и красивее. Но и сейчас это место остаётся для меня родным и близким.

Я посмотрел на отца Иоанна. Взгляд его был отведён в сторону. Благородные черты лица оттенялись необычайно густой, местами поседевшей бородой. Глаза слегка блестели. Наверное, так бывает каждый раз, когда он приходит сюда – сердце накатывает грусть, и слёзы невольно выступают на глазах. Но сегодня он стоит у могилы брата вместе с человеком, ставшим виновником существования этой могилы. Я ещё долго скорбел после этого.

Вскоре я принял крещение от отца Иоанна, и по сегодняшний день продолжаю познавать Православие. Вот он, мой путь, моя судьба.